«Фемен» на тропе протеста

Авторы: Мария МАЕРЧИК, Ольга ПЛАХОТНИК

«Фемен» — новое женское движение, появившееся в Украине в последние две года. Все это время активистки «Фемен» удерживают на себе внимание украинских и зарубежных медийных средств, провоцируя общество на горячие дебаты: «Фемен» — это креатив или безвкусица? Политика или прикол? Развлечение или борьба? Заказ или позиция? Чем на самом деле занимается «Фемен»?

«Феменки» протестуют топлес. Эта их форма протеста иногда привлекает больше внимания и провоцирует больше споров, чем тема и поводы для манифестаций. Апеллируя к истории, вспомним, что протестовать телом женщинам пришло в голову не вчера: женские топлес-протесты, достаточно радикальные для патриархальной европейской культуры, уже имеют едва ли не столетнюю традицию. Еще в 1920-х годах раннесоветский эмансипационный проект был обозначен женскими уличными манифестациями с обнажением под лозунгом «Прочь (буржуазный) стыд!».

С 1970-х годов и по сей день феминистки на Западе протестуют, обнажая грудь, — это их вызов и знак борьбы против дискриминации. Но «Фемен» не является их прямой калькой, «феменки» идут во многом собственным окольным путем. Активистки движения не только оголяют грудь: с самого начала они создают свою ню-стилистику, умышленно сексуализированную, моделированную по формам и лекалам гламурного, подиумного, блондинистого постсоветского образца женственности.

Безусловно, «Фемен» — порождение реалий, возникших после распада Союза. Активистки взяли на вооружение маркетинговый принцип, в соответствии с которым с «цицками» можно продать все. Со времен независимости, когда началось формирование неопатриархата и довольно агрессивной формы капитализма, использование женского тела как части рекламных кампаний стало повсеместным и до парадоксальности всеохватывающим. Принцип «товар плюс баба» стал настолько автоматическим и универсальным, что не вызывает удивления, даже когда на фоне обольстительно изогнутого полуобнаженного женского тела продаются такие неожиданные вещи, как корзины для мусора, листы металла, гвозди, плитка, фурнитура, ковры, кувшины, ламинат, мобильные телефоны и тысячи других вещей. Женское тело определенного образца стало универсальным транспортером товара на глобальный или локальный рынок, к потребителю.

Опираясь на этот отработанный рыночный принцип, активистки «Фемен» создают свою стратегию: «Я думаю, если таким образом можно продавать пряничек, то почему бы таким образом не проталкивать социальные и политические темы. Не вижу в этом ничего плохого», — делится соображениями Анна Гуцол, лидер и инициатор движения.

Сначала «феменки» провели несколько акций, посвященных созданию положительного имиджа метрополитена и проблеме отключения горячей воды в Киеве («Нет воды в кране — моюсь на Майдане»). Следующая серия акций — «Украина — не бордель!» — прославила их прежде всего огромным количеством фото- и видеорепортажей с акции, где девушки имитировали проституток с «улицы красных фонарей». Интересно, что «феменки» все же пытались развернуть последовательную, «тихую», неэпатажную деятельность в борьбе против секс-туризма в Украину — выпустили и распространяли специальные листовки для иностранцев и для украинских девушек; писали письма о проблеме секс-туризма в Кабмин, Министерство внутренних дел и даже пытались лоббировать принятие закона о криминализации клиента секс-услуг, сотрудничая с депутатами; сделали специальный сайт с «черным списком» иностранных гостей, «охотившихся» на доступных украинок; объединяли усилия с хакером, «ломающим» сайты с рекламой секс-услуг. Но вся эта работа оказалась незамеченной и почти бесполезной. Только костюмированные топлес-акции с готовностью подхватили и растиражировали медиа. Саша Шевченко делится: «На самом деле «Фемен» — это эксперимент, мы попробовали такой [топлес] формат, и оказалось, что он действительно работает».

Затем стратегия «феменских» протестов оформляется окончательно: эффективны эпатажные радикальные акции, которые длятся короткое время, но благодаря циркуляции материалов в СМИ становятся доступными для миллионной аудитории. Оказалось, надо не слишком много — оголить грудь, и медиа все активнее и охотнее приходят на акции, тиражируют сообщения, Интернет наполняется информацией, социальные сети с «Фемен» становятся все гуще и многолюднее. Каждая акция вызывает всплеск комментариев и споров.

Экономика протеста от «Фемен» оказалась существенной: при часто нулевом бюджете «феменки» организовывали акции, достигавшие максимума огласки, максимума публичности, тиражировались даже через международную прессу и телерадиокомпании. Анна Деда, одна из лидеров движения, комментирует распространение информации об акции перед СБУ за свободу слова: «В первый день было ссылок где-то 280 на страницы с этой новостью, потом еще через день — уже 2500, и вот сегодня я заходила в Гугл — отображалось приблизительно 16 тысяч страниц. Мы добились, чего хотели. Ведь для нас главное — чтобы люди знали, что происходит».

Обнажение груди дало возможность избавиться от необходимости мобилизовывать большое количество людей, зависеть от массовости реальной аудитории. Для успешной акции достаточно было одной камеры, одной активистки и доступа к сети Интернет, а дальше — дело техники. Появился жанр так называемых мономитингов и монопротестов, минималистичных по своим расходам: активистка топлес с транспарантом в руках, запись, выложенная в блоге «Фемен», а потом растиражированная в Интернете, — и к мероприятию привлечена многотысячная аудитория.

Не менее эффективны также «прорывы в запрещенные места» с неожиданными, шокирующими топлес-протестами под прицелом видеокамер. «Феменки» прорывались на политические ток-шоу, в PinchukArtCentre, в Кабинет министров, на торжественные мероприятия с участием президента Академии наук, послов, министров и пр., на подиумы модных показов и т.п.

Если же перевести их активность на язык высоких теорий, то «феменки» сделали попытку деколонизации женского тела, узурпированного в угоду прибыли (в неолиберальном дискурсе) или репродукции (в неоправом дискурсе). «Феменки» смело бросились в эксперименты, делая свое тело личностно-приватным и «непригодным» для навязывания ролей, чем вызывают стресс, диссонанс в массовом сознании, выбивают его из уютного логова «очевидностей», поднимают новые вопросы и побуждают к новым ответам: «Сегодня женщина не должна ставить перед собой единственную цель — как подольше сохранить свое целомудрие. Сегодняшняя украинская женщина должна быть свободной, красивой, непродажной, умной, чтобы уметь выживать в этом обществе. Я думаю, что действительно главными в этих дискуссиях должны быть вопросы: «какой должна быть украинская женщина?», «что она должна делать, чем заниматься, о чем говорить и чем интересоваться?» — так формулирует актуальные задачи одна из лидеров движения Инна Шевченко. Обнажение тела «феменками» в сочетании с их фирменным атрибутом — веночком, символом девичьего целомудрия, — становится предельно ироническим знаком вызова и парадокса, демаскируя самые типичные «грудные» составляющие феминности — эротическую и материнскую.

Сначала было трудно понять, насколько длительным будет движение и в каком направлении будет развиваться. Серию акций «Украина — не бордель!», с которых начинали «феменки» два года назад, аналитики считали «сырой» и менее удачной с точки зрения четкости месседжа, а кое-кто и сегодня считает это «(проплаченной кем-то) рекламой украинских проституток». Едва ли можно было спрогнозировать, на какие шаги решатся активистки в скором времени и насколько радикальные темы будут поднимать. За последние несколько месяцев темой их протестов, например, были антиукраинская политика Московского патриархата во главе с патриархом Кириллом; незаконные обвинения в адрес Анастасии Гришай, бывшей украинской порноактрисы, матери двух детей, в хранении и распространении порнографии; разрыв в размере средней заработной платы женщин и мужчин; политика власти, которая приводит к увеличению внешнего долга Украины перед МВФ; проблема всплеска секс-туризма в Украину в связи с проведением матчей Євро-2012 и другие.

В последние месяцы Интернет буквально не успевает «остывать» после горячих акций «Фемен». Акция «Украина не Алина» — костюмированный протест «с грудными детьми» на руках к приезду Путина в Украину — вызвала аресты шести активисток и попытки инкриминировать им статью 173 АКУ (хулиганство). Только на днях суд завершился в пользу «феменок». Именно эта акция дала некоторым диаспорным исследователям возможность увидеть в деятельности «Фемен» новый молодежный украинский патриотизм.

Перед Посольством Ирана в Украине, а потом, сорвав открытие дней иранской культуры в Украинском доме, «феменки» протестовали против решения иранского суда приговорить к смертной казни через забрасывание камнями Сакине Мохаммади-Аштиани — мать двоих детей, подозреваемую в супружеской измене. Эта акция «Фемен» получила широкую огласку и в исламском мире: иранское телевидение взяло у представительниц «Фемен» интервью в прямом эфире через Интернет; виртуальное пространство наполнено письмами благодарности от исламских женщин. Следует сказать, что под давлением ряда международных правозащитных организаций это решение суда недавно все же отменили, и Сакине Мохаммади-Аштиани освободили. А вот «Фемен» может получить иск от Посольства Ирана в Украине.

На экспериментах с феминностью «феменки» не остановились. Они бросили вызов грубой маскулинности футбольных фанатов, частью образа которых является использование сексуальных услуг. Недавняя фотосессия Инны и Саши Шевченко стала очередной своеобразной инъекцией шока массовому сознанию. Имитируя бутылками фаллосы, «феменки» пародийно инсценировали порнографическо-сексуальные отношения футбольного болельщика и женщины, разоблачая при этом фаллоцентризм мачизма, где женское сексуальное подчинение становится важной частью его (мачизма) формирования и становления (в одном ряду с пивом и футболом). Откровенные вульгарность, ироничность, пародийность сцен не оставили равнодушным никого, вызывая реакции от откровенного негативизма до выражения уважения за смелость.

«Фемен» не обращает внимания на негативные реакции, потому что, как утверждают его представительницы, это означает, что внимание к проблеме привлечено, проблема услышана: «Нет, нас не оскорбляет [негативная реакция], мы знаем, что такой реакции и следует ожидать. Основной процент людей реагирует именно так. Но ведь они реагируют, пишут, высказываются — и это хорошо. Потому что обращают внимание на проблему и видят, что мы хотели акцией сказать» (Анна Гуцол); «На то и направлена наша деятельность, чтобы вызывать какие-то эмоции и развивать дискуссии в обществе» (Инна Шевченко). Эти прививки от социальной слепоты могут сделать социальные проблемы более видимыми и спорными даже тогда, когда определенная часть общества «феменской» иронии, пародии, постмодерного вызова не прочитывает, не замечает, принимает все за чистую монету.

«Фемен», как инициатива снизу, является движением спонтанным, рефлексивным, мгновенно действующим на новые общественные вызовы, в такт с их блоговским мотто: «Пришла. Разделась. Победила». «Фемен» — акционистки, а следовательно, утверждает Анна Гуцол: «Мы все же боевой отряд, мы на улице действуем. Мы не «копаем», не исследуем. Считаю — на улицах, на баррикадах пока что надо действовать». Темы для акций появляются спонтанно, черпаются из жизни, из новостей, концепции формируются в процессе действий, обсуждаются коллективно, лозунги рождаются в процессе подготовки: «Это действительно коллективная работа. Придумывает Аня, я придумываю, Саша придумывает, придумывают девчонки. Просто звонят по телефону и говорят: «О, там такая акция будет, я такое придумала, может, напишем?» (Инна Шевченко).

Стратегическое равнодушие «феменок» к (сложным) политическим/феминистическим теориям, а также отстраненность от потребности заранее четко формулировать свои политические позиции и идеологию как такие, которые отвлекают от практики, и как такие, которые являются антиподами фирменному «феменскому» мгновенному акционизму, простоте и понятности, все больше становится очевидным слабым местом «Фемен». Наряду с нацеленностью на масскультуру, а отсюда — и на массдискурсы, это сбивает акционисток на противоречия, подталкивает подхватывать стереотипы и ксенофобные клише. Так, в рамках акций «Украина — не бордель!» объектом «феменской» критики становятся представители определенных этнических или религиозных групп (турки, хасиды и пр.), что придает заявлениям «Фемен» ксенофобное звучание. В акции против повышения пенсионного возраста женщин «Фемен» легко прибегают к гомофобной лексике (Кабмин они называют «гомосексуальным паханатом»). А, скажем, во время «прорыва» в PinchukArtCentre с акцией «ВагинАрт» напротив знаменитой картины фотохудожника Сергея Браткова «Хортица» «феменки» не поняли ироничности этого произведения актуального искусства. И попались на собственный же крючок...

Не затихает полемика и вокруг темы, насколько самостоятельным является проект. Назойливость, с которой поднимается этот вопрос, показывает недоверие общества к самой возможности того, что молодые девушки самостоятельно объединились в действенную организацию. Никто не надеялся, что уличный женский акционизм, содержащий выразительную феминистическую перспективу (как политику борьбы за права женщин), придет к нам в образе гламурных молодых девушек, словно ответ-вызов постсоветской мизогинии, воплощенной в шутках о недалеких блондинках... А между тем прошли уже не одни выборы, и «Фемен» не проявились как рупор отдельной партии или политической силы. Обращались ли к «Фемен» политики? «Обращались, — комментирует Анна Гуцол, — просили организовать акцию «за» или «против». Мы приходим на встречу, но в результате отказываемся от сотрудничества, потому что законопроекты наши они проводить не хотят». Насколько смогут реализовать «Фемен» свои политические амбиции (а они у «Фемен» есть), насколько удачно будут маневрировать между пряниками и сетями политических партий, — вопрос будущего. А пока «малобюджетность» феменских акций, их финансовый аскетизм, а также переход к устоявшейся на Западе стратегии фандрейзинга через общественные пожертвования и распродажу сувениров с символикой «Фемен» дает основания надеяться, что лидеры этого движения действительно ценят его независимость.

Исследовательский проект, результаты которого легли в основу этой статьи, осуществлен авторами при поддержке представительства Фонда Генриха Бёлля в Украине.