Нелепость этих формулировок — она не зря. Потому что сентенция «от рок-н-ролла до ножа» — это не просто глупость, это старая добрая манипуляция с общественным сознанием. Нелепость пугает чаще даже больше, чем физическое насилие. Она сбивает с толку, а человек, у которого нет четких ориентиров, боится уже всего и сразу.

Теперь нам предлагают бояться еще и феминизма, потому как любой, кто причастен, «вторгается в сферу нравственности», а что такое нравственность, опять же надо искать в стенограммах суда, так как это явление, разумеется, имеет прямую связь с религией и верующими, их чувствами и их трактовкой — и за оскорбление от 2 до 7 общего режима.

С феминизмом в России скудно, но очевидно, что теперь его проявления вызывают недовольство на высшем уровне. Акция Pussy Riot не была феминистской, девушки, хоть и заявлены как «феминистская панк-группа», ничего специального для гендерного равноправия не делали. Но они посмели критиковать власть, посмели на нее орать, точнее петь, — и вот это для женщины непростительно.

А Ксения Собчак, которая долгое время вела себя скорее как антифеминистка, вдруг открыла рот, чтобы осудить патриархальную российскую власть. Приличия и нравственность она и так всегда нарушала, так что выходит, что и она — в первых рядах пропагандисток.

Ксению считают липовым оппозиционером — мол, пришла из своего гламура, учуяла модные веяния. Но давайте будем объективны: Ксения ничуть не хуже ни своего друга Ильи Яшина, ни мятежного депутата Ильи Пономарева, которые ни в чем полезном для граждан замечены не были. Пономарев там, где много телекамер — в этом, собственно, и заключается его политическая активность. Активность Яшина осмыслению вообще не поддается.

Но Собчак привлекает к либералам намного больше внимания, чем все эти депутаты и леваки. Именно потому, что она — женщина, то есть как бы слабая, то есть по умолчанию аполитичная, и которая со всеми этими государственными мужами была еще недавно очень близка, принимала от них подарки, привилегии, играла по их правилам.

Ксения тоже совершила свой pussy riot — женщина, которая крутила из русских олигархов и чиновников веревки, вдруг от всего отреклась и связалась с молодым оппозиционером. Для России это уже феминизм.

У русского протеста очевидные женские черты.
Даже самый бесстрашно-оппозиционный еженедельник издают две женщины — Ирэна Лисневская и Евгения Альбац. А Наталья Морарь, корреспондент The New Times, вызвала самый сильный общественный резонанс, как журналист, на которого ополчилась вся государственная машина.

Считается, что женщины более осторожны и менее склонны к решительным поступкам. Многие работодатели предпочитают нанимать женщин, потому что те реже качают права. Но с женщинами такой фокус — их нужно довести до определенной черты, перейдя которую они начинают действовать с уверенностью БТР. И все предшествующие компромиссы, соглашения, правила — отменяются.
Про Россию никто не понимает, насколько это женская страна. И насколько феминистская, потому что настоящий феминизм здесь за такой не считают (даже сами женщины), а он представляется некой абстракцией, какими-то ненужными устаревшими подробностями вроде небритых подмышек.

Россия — страна одиноких женщин. После Второй мировой войны тут, конечно, культ мужика: в виде мужа, сына, любовника, и годится самый беспомощный, наглый, бессмысленный — его все равно будут ценить «просто потому что он мужчина». Но пока женщина делает всю работу, пока она тащит на себе семью, пока ходит на службу, готовит, убирает, сажает помидоры — это она глава, она лидер. Хотя формально все выглядит и по-другому.

У русских женщин невероятный потенциал, хотя бы потому, что большинство из них привыкли работать как на галерах, и у нас не было института «степфордских жен» или хотя бы домохозяек среднего класса, которые жили бы всю жизнь на содержании мужа. Закон о тунеядстве имелся, если кто не помнит.

Русские женщины не были изнеженными принцессами, которых защищали и оберегали. Они были рабынями, которые трудились как проклятые, но ничего за это не получали. В смысле — зарабатывали меньше, чем мужчины, но должны были еще и выполнять домашние обязанности, и почитать мужа.

Ну и конечно, пропаганда феминизма в России — это очень страшно, потому что если женщины будут ставить мужчинам условия, а не наоборот, то миллионы обнаглевших лентяев не будут знать, как жить. Все эти поседевшие сыновья, которые живут вместе с мамами, все эти мужья, которые годами не работают, потому что «мир несправедлив».

И то, что происходит сейчас, — это, правда, бабий бунт, так как женский протест, хоть и не по смыслу, а по форме — он самый яркий, самый заметный и самый бесстрашный.

Русские миллиардеры, русские же леваки — они все вызывают большие сомнения, и в стране, и во всем мире. Это все личности либо с подозрительными идеями, либо с темным прошлым. А женщины вдруг оказались группой, которая вызывает самое большое доверие, потому что даже в случае Ксении Собчак ясно, откуда она взяла деньги: она телезвезда; и понятно, чего добивались и что сделали Pussy Riot.

И вот что хорошо: вроде как не нарочно, но все эти женщины, которые сейчас привлекают внимание всего мира, они как бы страхуют друг друга, хоть формально и не играют в одной команде. Если веришь Собчак, то приходится доверять и Толоконниковой, и Алехиной, и Самуцевич. Части становятся единым целым.

Россия сделала грандиозный прыжок: еще недавно тут не было никакого феминизма, а теперь его уже почти запрещают. Как сказала судья: «Православие и другие конфессии не приемлют феминизма». И это говорит лишь о том, что в нашей стране женщины не просто сильны, а уже опасны для государства.