Фрагмент программы

Ирина Костерина: Очень много стереотипов - о пресловутых «мамонтах». «Мамонты» - это очень яркая метафора, которая олицетворяет отношение к положению мужчин и женщин в обществе. Когда заходит дискуссия о том, разные или одинаковые мужчины и женщины, почему они такие, все говорят: «Мужчина же с древних времен охотился на мамонта, а женщина должна была готовить, детей нянчить и ждать, когда он придет с мамонтом». И через «мамонта» объясняется очень многое в современной культуре. Апелляция к пресловутому «мамонту» объясняет и современность, и то, что мужчина сейчас не принимает активного участия в домашней, в приватной сфере. Исследователем быть хорошо, но когда задаются такие вопросы, я начинаю в ответ говорить вещи, за которые меня сразу называют феминисткой. И это всегда говорится с очень страшными глазами, словно быть феминисткой – это что-то ужасное. Люди сразу воспроизводили какие-то стереотипы: феминистка – мужененавистница, женщина с несчастной личной жизнью, поэтому она дошла до жизни такой. Феминизм очень разный, что для кого-то это – идеология, а для кого-то – активизм. Для меня быть феминисткой – это моя идентичность, с которой я теперь живу.

Вера Акулова: Пока мы властям неинтересны, нас никто не трогает. Вспоминаю цитату из Махатмы Ганди: «Сначала нас игнорируют, потом над нами смеются, потом с нами борются, а потом мы побеждаем». Мы сейчас плавно переходим в стадию, когда над нами смеются. И я радуюсь: первый шаг важный сделан. Когда отдельные зрители начинают на нас злиться – это просто прекрасно!

Ольга Здравомыслова: Феминизм многолик. И как в любой идеологии, в нем есть, извините, своя тупость, своя глубокая ограниченность. Общественные движения, конечно, тяготеют к идеологии, но когда они не включают понимание каких-то других сторон феминизма, это иногда получается, как мне кажется, во вред ему.
В России существует глубокий гендерный конфликт, он глубоко скрыт, он дает свои всплески в самых разных областях, начиная с политики и заканчивая обыденной жизнью. Мы видим это и в искусстве, и в массмедиа, где угодно. Любую сферу можно с этой точки зрения рассмотреть. Но главное – это, конечно, взаимоотношения людей в семье, в самом широком смысле, и между прочим, в публичной сфере и политике – это те сферы, где это видно особенно сильно.

Елена Петровская: Гендерная идентичность – это область больших общественных репрессий. То, что тебя в любом обществе сразу загоняют в жесткие рамки, ты не можешь уклониться от того, что тебе общество в этом смысле навязывает, будь ты мужчиной или женщиной. Это определенные роли, которые ты должен исполнять, причем так, как тебе это предписано. И когда мы говорим о феминизме в России, то это как система взглядов должно проводиться в массы. У нас очень странные представления, более патриархальные, чем в западных странах. И в противовес тому, что навязывают средства массовой информации, передачи, очень сильно отстаивающие патриархальные гендерные роли, мы должны показывать, что есть что-то другое: что есть достоинство женщин, что вообще есть проблема женщины в обществе, что не надо за нее решать ее проблемы, что нужно осознать всю ответственность, которая на нас лежит в связи с этим.

Frau Derrida: Ощущение женщины от нашей культуры в целом у меня было очень давно, наверное, когда я еще не знала слова «феминизм» и не могла сформулировать каким-то теоретическим образом эти чувства. Ощущение, что я живу в культуре, в которой такие, как я, - это существа второго сорта, менее важные и менее интересные. Если у них есть какие-то специфические особенности, отличающие их от мужчин, то, естественно, эти особенности делают их чем-то худшим, менее приятным, интересным и так далее.

Николай Винник: До сих пор почему-то считается чем-то необычным и неожиданным, когда мужчина объявляет себя феминистом. Для меня быть феминистом – это естественно, и это проистекает не только из того, что у меня есть дочь, и меня интересует ее судьба.
Конечно, феминизм защищает и права мужчин. Феминизм защищает право человека быть таким, каким он является, каким он хочет быть, а не таким, каким ему предписано.
Пример того, что гендерное неравенство является не только женской проблемой. Совсем недавно был случай с военнослужащим Маркиным, который развелся с женой, когда у них был грудной ребенок. По взаимному согласию дети остались с ним. Он попросил у своего начальства положенный 3-летний отпуск по уходу за ребенком, но ему этот отпуск не дали. Он прошел все национальные инстанции, а ему все национальные инстанции судебные сказали, что все правильно, якобы по Конституции вполне это нормально. Он выиграл дело в Страсбургском суде. Но председатель Конституционного суда Валерий Зорькин проявил чудеса казуистики для того, чтобы уже после решения Страсбургского суда доказать, что это не так. Равенство мужчин и женщин, записанное в Конституции, каким-то хитрым образом трактуется так, что женщина-военнослужащая имеет право, а мужчина-военнослужащий не имеет права. Причем были восхитительные аргументы: «Если мы сейчас примем такое решение, то все мужчины бросятся сидеть с детьми – и обороноспособность армии упадет».

Ольга Воронина: Проблема с феминизмом в России заключается в том, что никто толком не знает, что это такое, но все, тем не менее, берутся судить о феминизме с такой позиции: «Я же женщина, поэтому я все женские проблемы точно знаю». «Ну а у меня была мать, жена, и вообще я мужчина, и я точно знаю, что в этом мире должно быть правильно, а что неправильно». И все попытки провести какую-то просветительскую работу, хотя бы кратко рассказать о том, что такое феминизм, насколько это сложное явление, насколько сложна сама по себе история феминизма, чем идеология феминизма отличается от теории феминизма, какие этапы там происходили и что за 200 лет существования феминизма на Западе было сказано, написано, чего добились феминистки или с чем общество согласилось... Например, сейчас общество согласилось с общим посылом феминизма, что права женщин нуждаются в особой защите, потому что равного законодательства недостаточно для того, чтобы обеспечить женщинам равные права, а к тому же – и равные возможности. И в различных структурах международных созданы различные комиссии и разрабатываются различные документы. Наша страна игнорирует (я говорю о политиках) даже международный опыт и международные правовые акты, как будто мы их и не подписывали. А на самом деле все международное законодательство о правах человека имплементировано в российское законодательство и является приоритетным по отношению к российскому законодательству. Поэтому, например, Конвенция о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин должна быть в России руководящим законом о соблюдении прав женщин. А там сказано и про стереотипы, и про репродуктивные права, и про продвижение женщин в политику, там много чего. Но невозможно пробить эту стену, рассказать о том, что правильного или неправильного в феминизме.
В каждой идеологии, в каждом политическом учении есть радикальные ветви, есть умеренные, есть развитие идей. И конечно, можно было бы дискутировать и о феминизме, и о гендерных исследованиях много и долго, но только хорошо бы все-таки, чтобы эти дискуссии велись корректно. А у нас говорят: «Феминизм – это когда женщина в Америке может дать пощечину за то, что ты подал ей пальто». Я была в Америке семь раз, но я ни разу не видела такого. Это смешно, это глупо, этого нет. Вытаскиваются какие-то абсурдные вещи. Политики и журналисты, которые имеют доступ к формированию мнения к этому пространству, как правило, выступают вот таким анекдотическим образом.

---